Скажи, солдат, ты помнишь ли о том…*

31 марта 2016

300 лет назад, по освобождении Петром Первым Ореховского (Шлиссельбургского) уезда и получении этой землей «конечного безопасения» от шведов, началось заселение здешних мыз и деревень русскими крестьянами и дворянами.

 

Селфи-715, или Пейзаж на память

В нулевые годы 18-го века никто и не подозревал, что именно станет когда-то предметом пристального внимания потомков. Иначе б отвели прессе более значимую роль, следили бы за тиражом, объективным контентом, освещали не только международную политику, но и экономику, социальные проблемы и культуру. А в состоянии общего кризиса после затяжных войн со шведами и поляками времен внутренних смут и всеобщей нестабильности размещение всевозможных реклам только укрепило бы многочисленные издания в период строительства молодой тогда столицы и становления российской государственности. Представьте себе сногсшибательные репортажи, беседы с первыми лицами государства, отчеты о саммитах, деловых форумах, сессиях, встречи на разных уровнях, содержательные доклады. Мало ли что еще могли бы оставить нам наши пращуры, которые жили в эпоху великих преобразований…

Спустя несколько десятилетий один шотландский врач в последние годы жизни, словно спохватившись, опубликовал свои «Travels from St. Petersbourgh to diverse parts of Asia» («Путешествия из Санкт-Петербурга в различные части Азии»). Путешествовал он в 1715 году. Эти записи интересны нам хотя бы потому, что многое из того, что описал шотландский путешественник, исчезло или изменилось до неузнаваемости. Остается лишь подключить воображение, вчитываясь в каждое слово.

15 июля 1715 года. Позади у счастливого путешественника день пути, а впереди – многолетнее турне через всю Россию в компании господ послов Его Императорского величества Петра Первого.

«…Отправляясь из Петербурга, мы съехали на полуденную сторону Невы До кирпичных заводов оказалось рукой подать. Там пробыли всего несколько часов, а под вечер продолжили путь вплоть до небольшой речки, впадающей в Неву на расстоянии тридцати верст выше Петербурга. Там дали отдых лошадям, а сами остались в кибитках до утра. Все были чрезвычайно обеспокоены комарами и мошками».

Прижавшаяся к левому берегу Невы, маленькая деревушка Рыбачья, соединенная с внешним миром благодаря кирпичному заводу, и мелководная Славянка, на берегу которой они нашли ночлег, – вот теоретически тот путь, по которому начали свое путешествие послы Его величества. Утром следующего дня они уже прибыли в деревню Ижора. Жители деревни, «по всему видать, происходили от переселенцев из какой-нибудь Лифляндской провинции, и которые имели язык и одежду, отличные от россиян, хотя и исповедовали ту же веру».

Чем дальше уходили путешественники в глубь уезда, тем реже им встречались местные жители. Только лес, среди которого пролегал их путь, и только неизгладимое впечатление от открывшейся панорамы Ладожского озера.

«Вода Ладоги весьма чиста и здорова. Находится в ней множество преизрядной рыбы, которою снабжается рынок круглый год, а плоскодонные cуда могут ходить до самого озера.

Здешние леса наполнены множеством дичины: зайцами, дикими козами, лосями, медведями и волками. Но нет во всем свете такой земли, где бы находилось столь великое множество птиц. Главные из них – тетерева, величиной с Индийского петуха, пером черны, а бока красные. Самка его поменьше, и цветом темно-сизая. Есть там еще рябчики. Сии птицы перелетают с дерева на дерево, а зимою питаются еловыми шишками и другими семенами, которые они вырывают из-под снега. Водится там несколько видов Английских куропаток, но они там, однако ж, редки. Турухтаны, известные столь у нас в Шотландии и в других северных провинциях Англии, весьма обыкновенны и в этих местах.

Коль скоро наступит весна и снега начнут таять, то появляется в здешней местности безмерное количество речных птиц с Каспийского моря и из других краев – это лебеди, гуси, дикие утки, кряквы и проч. Прилетают также кулики и тетерки, коих россияне, будучи искусны в ловле птиц, ловят также превеликое множество. На другой день мы приехали к реке Волхову, где для нас уже были готовы барки…»

Такая вот, отвергнутая сначала Московией, а затем шведами, земля, одичалая и обезлюженная, в ближайшие дни станет частью неотъемлемых забот Великого Государя, а еще через два года здесь развернется строительство канала, который будет «единственным в свете». В советские времена назвали бы это «стройкой века» или «всенародной», а сегодня наш брат-журналист не упустил бы удобного случая окрестить многотысячное скопление пришлого люда на южном берегу Ладоги «стройкой тысячелетия». Со временем канал наводнят легендами, но ни одной героической, его дно устелют костями умученных-де и обездоленных, пострадавших-де от рук взяточников, коррупционеров и стяжателей. Но, как говорится – «у каждого времени свои герои». Итак, обо всем по порядку.

 

Ингерманландская губерния. Июль 1715

– Раздать все здешние мызы и деревни! – прозвучал Царский указ. – Всем, кто просит, и где кто хочет, чтобы здешние дачи были населены, особливо русскими. Пусть строятся или заселяются на пустующих дачах, но до особого указа, пока не объявятся их бывшие хозяева. А буде кто упорствовать и не поселится, у тех людей земли взяты будут и розданы иным. Сие даю объявление от вышнего чина до нижнего!

Все государство к тому времени было поделено, как пирог, на части. Восьмую часть – Ингерманландскую губернию – отдали во владение Светлейшему князю Александру Даниловичу Меньшикову. Это был самый лакомый кусок – Санкт-Петербург, Шлиссельбург, Новгород, Ладога, Псков, Нарва, Великие Луки, а к ним еще пару десятков городов. И начинка у пирога была недурна: таможенные и кабацкие налоги (для чего специально выстраивали кабацкие дома, артельные избы, иногда и бани, как это было в Шлиссельбурге), налог с рыбной ловли, «транспортный» налог – с конского, берегового и лодочного перевоза. И не только это.

– Стараться, чтобы пошлины со всяких дел не пропадали, а особливо четвертные, поголовные, печатные, судных дел и прочие. Оные собирать с умножением! В денежных и хлебных сборах смотреть за комендантами прилежно, чтоб благопорядочно оные сборы взимали, а особливо смотреть, чтобы все города Ингерманландской губернии в тех сборах были равны, и одному городу перед другим излишней тягости не было!

Усердие по надзору за комендантами особо проявлял назначенный специально для этих целей обер-комендант – генерал-майор Брюс: он следил за окладными и доимочными книгами, сколько кто сдает и сполна ли. В мелочах или же в сборе сена для нужд молодой столицы послабления не было никому. В помощь обер-коменданту назначалась Вторая персона, а именно – обер-комиссар и обер-провиант, а также господин ландрихтер**. Два слова о нем.

К 1711-му году была составлена опись всего уезда, а годами позже – ведомость «сколько в каждом месте какого чина людей и захребетников, чиновных и посадских людей проживает (возраст и имена только мужской части), а также сколько дворцовых, патриарших, архиерейских, монастырских, помещичьих и вотчинных дворов». Процесс приобретения участков земли в Ореховском уезде со временем приобретал затяжной характер. В первые годы «челобитчиков» было много. Давали столько дворов, русских или чухонских, «кто на сколько бил челом». Но когда нужды всех были удовлетворены, потребовалось заселять местность еще и еще, но уже никто не торопился. И дело было не в формальностях оформления документов и даже не в возможных притязаниях бывших владельцев. Причина неохотного заселения этих земель видится одна – в обилии болот. Самыми крупными были и остаются – до сотен гектар по современной мере – Соколье, Волоярвское, Паганое, Лепсарское, Гладкое. Эта причина заметно отразится в будущем при распределении населения по уезду и на культурном состоянии местности.

К моменту раздачи земель территория уезда уже была нарезана на участки, дворы, огороды, гумна, лесные угодья, сенные покосы и проч. Расписанием земли занимался лично он, царский ландрихтер Феодосий Мануков. По царскому указу он возглавил незадолго до этого «земельную» экспедицию. С ее результатами ознакомил самого Петра, делая акцент на потребных для государственных задач землях.

– А эти места не отдавать никому, пока не сойдет работа, – ответил Царь указом. – Только потом отдавать. На государственные дела леса рубить везде и на всех дачах! Особливо не отдавать те места, где глина на кирпичи и каменная ломка – по обе стороны Мьи и Славянки на 10 верст вверх, у Ижоры – по 500 сажень вокруг. А также беречь край, который сверху Невы и Тосны – вверх на 15 верст и по версте в ширину. Никому не отдавать, пока не сойдет работа!

Пора, наконец, рассказать, каким же образом разрешился вопрос заселения уезда. Но для начала вглядимся на запад, в направление, куда ведет уездная дорога. Там, на «мшистых топких берегах», в краю «убогого чухонца», рождалось царское дитя, а Шлиссельбургскому уезду волею судьбы определено было изначально стать его повивальной бабкой.

 

Петербург. Год тот же

Не моя задача описывать строительство молодой столицы государства Российского. Достаточно нам знать, что Петербургу хватило нескольких серьезных пожаров, чтобы вышел указ о запрещении строить там деревянные дома. Время снизойдет до каменного величия столицы и сохранит свидетельства той эпохи, которыми ныне восхищается весь мир. С годами потребность в камне будет только возрастать. По нему будут ходить, ездить, им будут выкладывать набережные, цоколи купеческих домов и царских палат, им будут украшать сады, парки, галереи… Надгробия из этого камня войдут в моду и займут ведущее место (наряду с гранитом и мрамором) на потребительском рынке.

– Которые суда будут приходить в Санкт-Петербург через Ладожское озеро, чьи бы они ни были, на тех судах в каждый их приход привозить дикого камня!

На больших судах – «карбузах» – везли в столицу по 30 камней, на средних размеров и маленьких – «полукарбузах» – по 20 и 10 камней соответственно. Соймам приписывалось везти на каждой по 10 камней. Подрядные рабочие, крестьяне из уезда на подводах с провиантом, всякими вещами, припасами и с товарами для Петербурга в каждый свой приезд должны были привозить по 3 камня. По прибытии товар заносился в особый «реэстр», который был под контролем обер-комиссара Синявина.

– Величиной привозить тот камень по 10 футов и выше, а кто на возах – по 5 футов и выше, а меньше б того не были! (1 фут равен 0,3 метра – Прим. авт.)

Предчувствую вопрос читателя: «А что если кто?..» Отвечу – о таких тоже подумали.

– А если кто таковая камня не привезет, – продолжал Царский указ, – то с таких людей добрано будет за каждый камень по гривне.

С каким настроением выполнялся всеми «государственный заказ», одному Богу известно, но уезд и его ближайшие соседи разворачивали свои обозы и барки и ехали торговать пеньку и юфт уже не в Архангельск или Вологду, а в Санкт-Петербург. То же касалось икры, клея, поташи, смолы, щетины, ревеня: «В Архангельск не отпускать, все привозить в Петербург!». Велено было помогать в строительстве новой столицы всем губерниям. Они готовили в это время 20 тысяч топоров, 5 тысяч скобелей, да 5 тысяч долот с кольцами. Делалось это, как долженствовало, с превеликим мастерством, да еще «маркировка» по указу накладывалась у каждого особливая, чтобы видел Государь по клейму, с кого спрашивать, «если в чем будет какая худоба».

Именно так оно и было. Параллельно с этим во всём государстве был наложен мораторий на строительство каменных строений «какого б звания кто ни был, под угрозой разорения всего имения и ссылкою!», равно как и на труд каменщиков и «прочих художников того дела». Коротко и ясно. А потому как «зело медленно строился город» и никакими высокими зарплатами было не выманить специалистов из российской глубинки, в губерниях стали получать царские указы об отсылке в Санкт-Петербург каменщиков, мастеровых и кирпичников, а также прочего делового люда.

– Да чтобы всех пересматривал сам Губернатор лично! Дабы неправд и коварств и негодных (калек и увечных) не было! А ежели по тем посланным указам Губернаторы всего не справят, то поместья их и вотчины отобраны у них будут, а приказчики их высланы будут вон, поскольку не заботились как следует о государственном управлении, а Губернские комиссары будут биты, и за это ненадлежащее исправление дел будут арестованы и отосланы в Москву!

Что греха таить – первая «партия» переведенцев была Петром забракована: подрядчики жаловались ему на неумелых, да к тому еще «безруких, беспалых и хромых». Многие тысячи, но уже «делового, умелого люда» – столяров, кузнецов, каменщиков, плотников, кожевенных и гончарных дел мастеров из разных российских губерний нашли себе новую родину на земле Шлиссельбургского уезда на берегах Ижоры, Тосны, Назии, Лавы при кирпичных заводах, пильных мельницах и каменных ломках. В одну только Путиловскую волость за год было прислано 4720 человек, где по ведению обер-комиссара Синявина каждой семье были предоставлены дворы, огороды и гумна, пашни в поле, сенные покосы и лесные угодья. Да денежного жалованья  – по 10 рублей 80 копеек. Да провианта – по 6 четвертей хлебной муки, и круп – по 1,5 четверти…

Пока, камешек за камешком, возводилась юная столица, предоставляя рабочие места широкому кругу специалистов в Петербурге, Петергофе, Царском Селе и других городах, здесь, в уезде, зачиналось то, чего никто не мог и ожидать.

 

И сыт, и пьян, и нос в табаке

Человек сошел с судна.

– Кто у вас приказывает?

– Старшина.

По берегу Волхова были разбросаны рыбачьи лодки. С причала доносился запах гниющей рыбы, чему причиной была небывалая жара. Толпа заволновалась и расступилась, пропуская вперед себя неторопливо шествующего прилично одетого коренастого мужика.

– От вашей глупости и упрямства Царь изволил прислать еще один указ, как, того ради, четырьмя годами ранее, был дан первый, – обратился он к старшине. – Себе в пользу принимаете то, что старые суда дешевле, а того не рассуждаете, сколько их пропадает, и ежели ту пропажу счислить, то несравнительно будет с дороговизной новых судов. Того ради, Царь изволил с последним указом сказать, чтоб которые суда уже обретаются на воде и которым в будущее лето вольно будет плыть с кладью в Санкт-Петербург, те переорлить***, и пусть плывут. Но там оные избыть, и назад не ввозить, и не ремонтировать. А кто назад ввезет и ремонтировать будет, тем, яко преслушателям указа, учинится наказание, отпишется в казну все, что имеет, и сослан будет на галерную работу на 15 лет. А те суда, которые уже зачаты, те надлежит сломать!

Он протянул старшине царский указ.

– Публикуй всем в Ладоге, чтобы всем ведомо есть! А для лучшего того исправления Царь изволил прислать вам мастера, которому велено сделать образцовые эверсы разной величины.

Стоит привести еще один фрагмент того же царского указа, который, правда, успел набить оскомину мало-мальски знающему историю Шлиссельбургского уезда, но без которого никак не запускается тема построения канала: «Ехать в Ладогу и по рекам Волхову и Мсте, и прочим рекам, которые в оные впадают, на те места, где делают всякие суда, и публиковать всем, какой убыток чинится во вся дни на Ладожском озере от худых судов и что одним сим летом с тысячу судов на озере пропало, а с начала строения Петербурга – десять тысяч». Так начиналась царская кампания по обновлению парка судов и переводу его на современные рельсы, точнее сказать – на современные стапеля. А параллельно с этим дала о себе знать острая необходимость «дабы канал от Волхова в Неву был учинен, и эту работу, яко последнюю главную нужду сего места» следовало незамедлительно начинать, и быть надлежало на этой работе работникам со всего государства.

Для воплощения замысла требовались деньги и люди. Гениальным здесь был не только замысел. К канальным работам призывались охочие люди со всех губерний, т. е. с 815300 дворов (на ноябрь 1718-го). Произведем небольшой подсчет. Из Московской, Санкт-Петербургской, Смоленской, Архангелогородской и Сибирской губерний посылали от 20 дворов по работнику. С Киевской и Воронежской губерний – по человеку от 7 дворов. У меня вышло приблизительно пятьдесят восемь с половиной тысяч человек. Спрашиваете, как же так, один человек отдувается за 20 дворов? Ну что вы, у такого царя не забалуешь! Как сегодня говорят – «мимо не просвистит». Остальные дворы готовили отъезжающему полное снаряжение: «шубу на вате – 30 алтын, шапку – 14 алтын, в дорогу денег – 20 алтын, на калачи – 2 алтына, на вино – 5 копеек, на кружку пива – грош». Словом, одежду для холодов, провиант на первое время – крупу, муку, хлеб, а также целый набор рабочего инструмента – заступы, лопаты, кирки, топоры, тележки. Сроку «на всё про всё» отводился год.

– Никому на той работе ни в чем неволи не будет, пусть идут наниматься без всякого опасения. И задерживать никого не будем, с работы каждый может отойти по своей воле! А буде кто захочет быть раньше – на их волю, пусть явятся и в январе.

Призывные пункты были в каждом уездном городишке. Там постоянно околачивались два-три нарочных «для сбору и приводу работников на заранее отведенное для их земляков место на канале».

Пока крестьянин бросал жребий, кому идти за тысячи километров на север, а кому готовить телеги и кирки, по губерниям был разослан царский указ о сборе денег на предмет строительства канала. Несли с каждого двора без исключений – будь то дворцовый двор, патриарший или архиерейский, монастырский или церковный, помещичий или вотчинный. Несли с полковой и городовой служб. Собирали с драгун, солдат, стрелецких, казачьих и станичных, с мурз, татар, ясачных. Собирали по 23 алтына и 2 деньги со двора. Купечество же несло свой каждый десятый рубль. Кому было неохота расставаться с кровными, и это понятно, тем в помощь высылали лейб-гвардии унтер-офицеров войск Его величества, «дабы понудили».

– А фискалам в губерниях и в провинциях смотреть, чтобы в сборах похищения и неправд и никакого непотребства не было! А ежели усмотрят таковое, так чтоб немедля доносили.

Оставим присланные с нарочными в Шлиссельбург именные расписки и деньги, сейчас их сверяют Григорий Богданов и Афанасий Алябьев, назначенные специально для этих целей на должность комиссаров. Настал час поговорить о хлебе, соли и всяком харче. Здесь также проявилась трогательнейшая забота Государя о своих подопечных.

– Канальным подрядчикам в нынешний год и впредь во все годы, покамест оная канальная работа будет вестись, пусть привозят с заводов по 10 000 ведер вина, по 10 000 ведер пива, и табаку по 3 000 пудов. Пошлину имать с одной покупки, а с другой не имать, потому что они покупают этот провиант для канального дела работников, дабы как возможно лучше оную работу содержать! И в пути никому не продавать под страхом штрафа. И в том пусть подрядчики распишутся руками!..

Я уклонюсь от разговора о коррупционерах и стяжателях, которые запускали руку в государственную казну, и из-за которых страдал и голодал доверенный им народ. Этот разговор актуален и очень к месту. Но речь здесь не о них, а о героях.

Забегая вперед, скажу, что это будет последнее детище Великого Реформатора. Канал Петра Великого встанет в один ряд с Санкт-Петербургом, Кронштадтом и «Санкт-Петергофом». Его «оденут» в камень, ему воздадут честь, увековечив в его названии имя отца-основателя. А «дабы канал Петра Великого в добром и безопасном содержании находился», при канале будет учрежден специальный канальный батальон, который будет сформирован из потребного количества отставных и полевых полков солдат. Это будет особая группа людей, своего рода каста, набранная из «молодых и здоровых, умеющих плотницкой и каменной работе». Они будут на полном государственном содержании, а это – жалованье, паек, мундиры и амуниция (шубы, шапки, рукавицы, сапоги и нижнее белье). Специально для их детей будет учреждена в Петербургском гарнизоне школа. Бесплатно. Выпускникам по окончании будет предложена работа в том же батальоне.

Через три года, в 1721-м, будет закончена двадцатилетняя Северная война подписанием Ништадтского мирного договора. Двадцать героических лет лягут победными красками на полотнах известных живописцев-баталистов Коцебу, Наттье, Мартена. А с ними – Серова, Венецианова и других, остановивших для нас момент нашей истории. На карте Российской империи в границах Петербургской губернии в тот год появится самостоятельная административная единица – Шлиссельбургский уезд. Он всегда будет занимать скромное, но значительное место в судьбе Санкт-Петербурга, как старший, мудрый и терпеливый наставник. Но об этом поговорим в другой раз.

Ирина Безносюк

 

*В заглавии использовано стихотворение А. Дельвига (1798-1831).

** Чиновник по земельным, судебным, разыскным, а иногда финансовым делам.

*** Переорлить – поставить клеймо с царским орлом.

Вернуться к списку Общество